«Зелёная» повестка и эко-френдли инициативы – это то, что в США усилиями политтехнологов успешно «приватизировали» демократы. Именно они стараются создать в медиа-поле впечатления, что все старания по улучшению экологии полностью на их плечах. И мнение это сформировано столь успешно, что уже находится на уровне стереотипа страны в духе «опять демократы с зелёной повесткой». Но запрос в обществе на эко-политику был и остаётся одним из самых высоких в мире, он есть и среди сторонников ближайших конкурентов демократов-республиканцев. И наивно полагать, что эти самые республиканцы никак его не удовлетворяют, имея в программных документах данный пункт уже много десятков лет.

Сохранение природного наследия на благо потомков стоит в целях партии ничуть не ниже свободы предпринимательства, минимального вмешательства государства в общественные процессы и легализации короткоствольного оружия. Но стоит отметить, говорят они об этом постоянно, но не так громко и патетично, как демократы. Не раз были споры в обществе после высказывания республиканцев о раздутости проблем климатического характера, но там себе это позволяют единицы и это исключение, а не правило.

С одной стороны, игнорировать вопрос климатического регулирования глупо, это волнующая американцев тема, можно и оттолкнуть. Но поддерживать его нужно в разумных экономически пределах. Сторонники республиканской партии – консерваторы, которые с недоверием относятся к новомодным течениям в социуме. И вынуждены они балансировать на той самой «золотой середине», ведь консерватор едва ли поддержит любую радикальную реформу.

Но слишком сильное внимание к «эко-повестке» также отпугнёт республиканский электорат США. Невзирая на то, что в их партийных задачах есть сохранение экологии и окружающего мира, методы и представления об этом у них всё же архаичны или, как сказано ранее, консервативны.

В годы правления Дональда Трампа на момент, когда вопросы экологии захлестнули мир, он их практически не поднимал. А те случаи, когда он выступал с подобными инициативами можно считать лишь небольшим компромиссом с обществом, но никак не линией партии. Окончательно позиция станет ясна лишь на выборах 2024, а именно на предвыборной кампании Дональда Трампа. Пока мы можем отталкиваться от предыдущего опыта, но кто знает – смелый и эпатажный Дональд не раз удивлял общественность.

В мире растёт давление на РФ. Практически не осталось сферы политического регулирования, которую не коснулись санкции. Но в случае с климатическим противодействием данное отстранение максимально опасно. Представители РСМД и МГЮА обсудили этот вопрос на научной конференции «Россия и ЕС. Климатическое взаимодействие», которая состоялась 15 сентября текущего года. В рамках конференции были подняты вопросы возможных точек соприкосновения России и стран Евросоюза в вопросах климатического регулирования.

Вопрос тем и опасен, что политическое противостояние с отхождением от вопроса одной из сторон чревато проблемами, которые потом будет практически невозможно решить. И участники конференции обсуждали возможные пути взаимодействия в условиях санкций и непримиримости в ряде геополитических и экономических вопросов. Как верно отмечают участники конференции, есть противостояния, где выигравшие и проигравшие, а есть те, где одни проигравшие. И эко-повестка как раз тот самый случай, где победителей не будет.

В реальном мире, а не в мире чудесных экологических мечтаний, устойчивое развитие стоит денег. Где их брать и как тратить – предмет жарких споров и дискуссий. Свой вариант решения проблемы в формате зелёного налогообложения предлагает доктор технических наук, профессор Государственного университета по землеустройству Сергей КОРОСТЕЛЁВ. Вопросы задаёт редактор «Зелёного Города» Сергей ПАНАСЕНКО.

— В основе вашего предложения, если говорить кратко, лежит идея передачи взимания части налогов на имущество организаций от регионов муниципалитетам, на территории которых эти организации расположены. Вы замахиваетесь на бюджеты регионов и предлагаете потратить эти деньги на финансирование локальных программ энергоэффективности и устойчивости территорий. Вы полагаете, это реально?

— В основе наших предложений создание эффективного налогообложения недвижимости с функцией устойчивого развития территорий. Налог на недвижимость в большинстве стран рыночной экономики служит основным источником финансирования деятельности местных органов власти. В конце 90-х годов и у нас собирались сделать то же самое, т.е. ввести полноценный налог на недвижимость для создания финансовой базы местного самоуправления. С этой целью были проведены эксперименты в Твери и Новгороде. Признали их удачными, и в 2004 году Государственная Дума РФ в первом чтении приняла закон о введении налога на недвижимость (отдельная глава Налогового Кодекса).

Далее начались не очень понятные и нелогичные действия власти. Второе чтение состоялось только в 2014 году, и при этом концепция законопроекта резко поменялась. Решено было налог на недвижимость не вводить, а оставить существующие налоги на имущество и исчислять их от кадастровой стоимости. При этом налог на имущество организаций (а это более 70% налоговых поступлений с территории) перечисляется в регион, а муниципалитетам осталось менее 30%: это земельный налог и налог на имущество физических лиц. В результате большая часть налога из муниципалитета забирается в регион, а затем возвращается в виде безвозмездных субсидий. Например, в моём Красногорском районе примерно 7 миллиардов забирают, а два с половиной возвращают.

С другой стороны, в стране происходит масштабная реформа местного самоуправления, направленная на укрупнение муниципалитетов и превращение их в городские округа. Эта реформа противоречит духу и букве Конституции РФ и Европейской хартии местного самоуправления. Однако именно эта «реформа» и резкое ухудшение экологического состояния городов и пригородов создали условия для возможного запуска в укрупнённых муниципалитетах стратегий устойчивого развития территорий на базе эффективного налогообложения недвижимости.

То есть появились условия для создания на этом уровне полноценного налога на недвижимость с управленческой функцией. И для этого надо лишь передать налог на имущество организаций, исчисляемый от кадастровой стоимости, в укрупненный муниципалитет (городской округ). А для этого нужно подготовить соответствующую концепцию устойчивого развития городского округа и согласовать ее с регионом.

— Давайте вообразим, что я губернатор Московской области, а вы – руководитель Красногорского района. Зачем мне лишаться денег? Мало того: зачем мне лишаться и инструмента контроля над ситуацией в районе?

— Потому что вы дальновидный губернатор и понимаете, что это оптимальный способ решить многие проблемы, связанные с экологической устойчивостью региона. Мы же не просто так просим денег. Мы с участием учёных и специалистов подготовили концепцию устойчивого развития района, и если она принимается на уровне региона, то применительно к источникам финансирования мы говорим: не надо нам безвозмездных субсидий, только оставьте нам налог на имущество организаций, который считается по кадастровой стоимости. Не всех вообще, а только этих!

Это отдельный список, который обновляется каждый год. Причём это целевые деньги, мы их не тратим на разные хозяйственные дела и на латание дыр. Этот налог переводится на отдельную статью баланса, контролируется депутатами, он совершенно прозрачен и используется только на решение проблем устойчивого развития: экологических или инфраструктурных.

— Подождите, но дыры-то в бюджете муниципалитета при этом всё равно остаются! Дороги, школы, больницы: субсидии на это вы же всё равно будете просить? Так что я, как регион, выигрываю? Только теряю.

— Да, формально мы говорим о дополнительных средствах. Но в налоговых поступлениях есть колоссальные резервы. Их регион сейчас просто не ощущает. Больше половины правообладателей объектов недвижимости налоги вообще не платят. Нет регистрации в ЕГРН. И если будет принято принципиальное решение, то муниципалитет возьмёт процесс в свои руки, проведёт информирование населения и бизнеса, займётся постановкой на налоговый учёт и администрированием собираемости налогов.

Появятся дополнительные поступления, на которые мы и будем опираться. Причём ни налоговый, ни бюджетный кодексы менять не надо. Тонкости настройки там какие-то есть, но они решаемы на уровне губернатора, в рамках его полномочий. Если губернатор понимает смысл, конечно.

— Но в этой истории есть ещё один важный игрок: федеральная налоговая служба…

— Разумеется, местные власти должны согласовывать эти решения с ФНС и другими федеральными структурами. И это можно и нужно сделать в рамках разработки и согласовании концепции. Налог на имущество организаций традиционно исчислялся от балансовой стоимости, но постепенно идёт переход на кадастр по наиболее крупным объектам, которые вносят наибольший вклад: их переносят в отдельные списки, и ежегодно эти списки растут.

Например, Москва начинала с офисных и торговых объектов недвижимости площадью более 5000 метров. Потом включили более 1000, а сейчас уже практически все объекты в Москве в этих списках. То же самое постепенно происходит в Подмосковье и других регионах. Именно поступления налогов от этих объектов и должны оставаться в муниципалитетах в виде полноценного налога на недвижимость вместе с земельным налогом и налогом на имущество физических лиц.

— Очень впечатляет, но я вот процитирую ваше же выступление на недавней конференции по оценке недвижимости, которую ваш университет недавно проводил. Итак, в Московской области сведения о годе постройки есть только у 56% объектов недвижимости, об этажности – у 12%, о материале наружных ограждающих конструкций – у 82%, а это уже параметр, имеющий прямое отношение к зелёному строительству, к энергоэффективности. Собственно, это вопрос о достоверности ключевых данных…

— Именно! И это тоже можно быстрее всего поправить именно на местах, на земле. Надо, чтобы работали местные специалисты. Я давно об этом пишу: обязательно местные должны быть. Не пришлые. Именно так и было в Российской империи под руководством графа С.Ю. Витте. И они начнут достаточно быстро вводить в налоговый оборот незарегистрированные объекты недвижимости и уточнять недостающие характеристики для более справедливой оценки. Чтобы получить достоверную информацию, из региона всё равно должны прийти в муниципалитет. Поэтому мы и говорим: если в рамках концепции это принимается, то на местном уровне все эти вопросы решаются значительно проще.

— Хорошо, допустим. Укрупнённый муниципалитет получил в свои руки право администрирования налогов на имущество организаций, исчисляемый от кадастровой стоимости. Что далее?

— Наша конечная цель – сделать налог на недвижимость, и при этом основная функция у него должна быть не фискальная, а управленческая. Прежде всего, проводим экологическую сертификацию налогооблагаемых объектов недвижимости. И затем вводим систему дифференцированного налогообложения, в зависимости от экологического класса объекта недвижимости.

То есть собственник объекта недвижимости будет иметь альтернативу уменьшить налоги, проведя определённые мероприятия по уменьшению вредного воздействия объекта на окружающую среду. А налог на недвижимость трансформируется в инвестиции собственников, ведущие к повышению рыночной стоимости их же объектов. Собственники начинают понимать, что это не просто фискальный инструмент, отдал и забыл. Это экономический стимул.

— То есть вам потребуется собственная система сертификации? Как вы это представляете?

— Идеологически мы видим, что для начала нужна упрощённая система экосертификации, которая должна быть прописана в постановлении местных депутатов. В зависимости от уровня сертификации будет установлен поправочный коэффициент к налогу, например, от 0 при высшей категории до увеличения налога местной властью в 3 раза, если объект наносит ущерб окружающей природе и людям.

— Предположим, концепцию разработали, согласовали, утвердили. Даже есть список критериев и правил сертификации. Теперь нужны зелёные оценщики. Сколько их? И второе: сейчас по всей России всеми системами сертификации оценено примерно 400 зданий. Сколько объектов налогообложения в одном только Красногорском районе? Тысячи?

— Но сертификация предлагается совершенно добровольная. Не надо всех сразу оценивать. У собственника есть набор решений. Налог растёт. Собственник может пойти по пути оспаривания кадастровой стоимости, но оспаривание сейчас очень сильно усложняется и удорожается. А мы предлагаем другой путь: проводите мероприятия, сохраняйте окружающую среду, используйте солнечную и ветровую энергию, дождевую воду – и вызывайте специалиста на сертификацию.

Здесь возможны варианты. Эксперт может быть независимым, а может выполнять задачу в рамках органов земельного контроля, которые есть в муниципалитетах. Вызываете специалиста, и специалист по готовой схеме сертификации просто описывает то, что вами сделано. И на уровне администрации принимается решение о присвоении категории устойчивости, которые должны быть прописаны в постановлении совета депутатов по ставкам налога.

— Но собственник должен на берегу, до того, как он начал утеплять дом, строить ветряк и устанавливать панели на крышу, заранее знать, какой для него будет эффект, сколько он выиграет от сокращения налога. Собственно, существующие системы экосертификации построены именно на консультировании, на экспертизе до начала работ, а не постфактум.

— Конечно, иначе и не будет. Всё должно быть прописано в стратегии и максимально широко обсуждено, люди должны участвовать в процессе и понимать, что экология ухудшается, рыночная стоимость объекта не растёт, а падает. Никто себе в ущерб ничего не будет делать. То есть у собственника всегда будет вариант принятия решения. Делать или не делать. А создать экономические условия, которые стимулируют этот процесс – это уже задача власти.

— Так, предположим, вы написали концепцию, всё согласовали на всех уровнях: каков временной лаг до того момента, когда эта система заработает в том же Красногорском районе?

— В рамках работы с Красногорской торгово-промышленной палатой мы уже сделали предварительную концепцию и представили её главе два года назад. Всем всё понравилось, но за два года ничего не поменялось, кроме главы района. Мы одному представили, потом второму. Сейчас третий. Мы будем и ей докладывать, обязательно. Ведь пока глава района (городского округа) не поймёт, что району это нужно, пока интерес не увидит – ничего не будет.

— Может быть, попытаетесь это обкатать сначала в одном из малых городов?

— Красногорск – сильно урбанизированная территория. А в малых городах урбанизация довольно низкая. Соответственно, и имущественные налоги у них минимальные. Будет ли это эффективно работать в таких обстоятельствах — это вопрос, хотя попробовать можно. А вот где сильно урбанизированная территория, где огромные объекты и массовое строительство – там много денег и там эта схема способна принести результаты. Там и надо убеждать руководителей входить в эту программу. Но трудно идёт пока процесс, очень трудно.

Нужно убеждать глав городских округов и губернаторов. Если появится такой интерес, то мы готовы представить свои предложения. Со своей стороны мы в Государственном университете по землеустройству начали готовить соответствующих специалистов: открыли магистратуру по очно-заочной форме.

Наши магистранты как раз и разрабатывают соответствующие концепции и системы экосертификации объектов недвижимости применительно к различным городским округам. Надеемся, что их проекты и они сами будут востребованы в реализации проектов устойчивого развития на муниципальном и региональном уровнях.

Переговоры по проблеме изменению климата COP24 в польском городе Катовицы завершились соглашением о намерении выполнять обязательства по сокращению выбросов, принятых в Парижском соглашении 2015 года. То есть – ничем. За две недели с 4 по 16 декабря делегатам не удалось конкретизировать эти обязательств в соответствии с научными рекомендациями, основанными на фактических, поддающихся проверке данных. Но что даже более важно – не удалось договориться об источниках финансирования, необходимых для преодоления кризиса, в особенности в развивающихся странах.

Базовым документом в борьбе с изменениями климата остаётся Киотский протокола 1997 года, в котором изложен рыночный механизм торговли квотами на выброс парниковых газов. Три страны не подписали Киотский протокол: Афганистан, Судан и что особенно важно – Соединённые Штаты. В 2011 Канада официально вышла из Киотского протокола.

Тогдашний министр окружающей среды страны Питер Кент резко заявил: «Достижение целей Киотского протокола на 2012 год будет равнозначно или удалению каждого автомобиля, грузовика, квадроцикла, трактора, машины скорой помощи, полицейской машины, механического транспортного средства любого рода с канадских дорог, или закрытию всего сектора сельского хозяйства, оставит без тепла дома, офисы, больницы и фабрики в Канаде». Отказавшись от соглашения, Канада экономила 14 миллиардов долларов.

Затем появилось Парижское соглашение декабря 2015 года. Оно предусматривало ограничение роста глобальной температуры ниже 2 градусов по Цельсию и требовало как можно скорее глобально достичь пика выброса парниковых газов, констатируя, что для развивающихся стран процесс займёт больше времени. Соглашение также вводило повышенные обязательства развитых стран по безвозмездной помощи развивающимися странами с целью созданию чистого, устойчивого климата будущего.

Дальнейшее известно. 1 июня 2017 года Дональд Трамп объявил о выходе США из Парижского соглашения, утверждая, что его условия являются «драконовскими» и приведут к «существенному ухудшению качества жизни» американцев. Он бросил фразу, ставшую знаменитой: «Я был избран представлять интересы жителей Питтсбурга, а не Парижа».

Торговля квотами, по сути, так и не заработала, увязнув в спорах и разбирательствах, в частности, вызванных расхождениями в оценке роли национальных лесов в углеродном балансе планеты. Так, в Польше Бразилия продолжила добиваться поправки, которая позволила бы ей извлечь выгоду из её большого массива тропических лесов. Турция по-прежнему настаивает, чтобы её считали развивающейся, а не развитой страной. Решения по обоим этим предложениям не приняты, и это значит, что они будут порождать конфликты и в будущем.

С другой стороны, выделилась группа стран-жертв, таких, как, например, Пакистан, который входит в десятку государств, наиболее уязвимых в части изменения климата по версии общественной организации Germanwatch. Но Пакистан производит менее 1 процента мировых парниковых газов, что сулит ему выгоду от многосторонних соглашений по квотам большую, чем любые программы, которые можно вообразить.

В Катовицах не было недостатка в громких и решительных заявлениях под аплодисменты зала – но главным образом от делегатов, не представлявших никого из организаций или фигур, принимающих ответственные решения. Разумеется, много говорилось и о возобновляемой энергетике, в которой продолжают видеть спасение человечества. Но события в граничащей с Польшей Германии, некогда взявшейся построить энергетику, полностью основанную на зелёных источниках, могли бы заставить делегатов призадуматься.

Несмотря на гигантские инвестиции в производство энергии ветра, солнца и биотоплива, Германия за последние десять лет не смогла сократить выбросы CO2. За тот же период цены на электроэнергию резко возросли. Сегодня тариф на электроэнергию для домохозяйств в Германии самый высокий в мире, в несколько раз выше, чем в США (0,33 доллара за киловатт-час против 0,13 доллара), что негативно отражается на конкурентоспособности немецкой промышленности.

Германская энергетика вообще требует подробного рассказа. По установочной мощности солнечной и ветровой энергии, её теоретически должно было бы хватать на покрытие потребности в электроэнергии в любой день. В действительности же стране удаётся получать из этих источников только около 27% своей годовой потребности в электроэнергии и 5% общей энергии. Одновременно сосуществуют две проблемы. Первая – перепроизводства солнечной и ветровой электроэнергии, когда ветряные турбины и солнечные панели вырабатывают больше электроэнергии, чем нужно стране в текущий момент.

Это приводит к значительным убыткам и вынужденному сбросу нагрузки в соседние страны. В 2017 году около половины производства ветровой электроэнергии Германия отправила за границу. Но соседние страны – те же Дания или Голландия – не испытывают дефицита энергии, и поэтому немецкие энергетические компании вынуждены платить им, чтобы избавиться от излишков. Покрывают эту экономику из своего кармана немецкие потребители.

А если в периоды минимального потребления солнечные и ветряные электростанции отключаются от сети, их владельцы всё равно получают оплату, как если бы они произвели 90% от номинальной мощности. Так Германия поддерживает зелёную энергетику. Эти счета также отправляются на оплату гражданам.

Вторая проблема – обратная. Когда выработка ветровой или солнечной энергии внезапно уменьшается и возникает временный дефицит энергии, коммунальные предприятия Германии вынуждены отключать отдельных потребителей электроэнергии, которые затем требуют компенсацию. И эти счета также фактически ложатся на стол конечному потребителю. А ещё выработка электроэнергии от солнца и ветра иногда падает до угрожающе низких значений на периоды от одного до десяти дней, особенно в зимние месяцы. Тогда Германии приходится экстренно импортировать атомную электроэнергию из Франции, нефтяную или газовую из Австрии, или – вот незадача! – угольную из Польши.

Однако правительство Германии не желает признавать утопией свою программу Energiewende («энергетической революции»). На неё уже потрачено 200 миллиардов евро (данные за 2015 год). Но чтобы решить задачу получения к 2050 году 60% общего энергопотребления от ВИЭ, страна, по расчётам специалистов, должна увеличить текущую выработку энергии от солнца и ветра в 15 раз. На равную величину также надо увеличить мощность на традиционных балансирующих электростанциях, чтобы компенсировать капризный характер генерации ВИЭ.

Количество цемента, бетона, стали, меди, редкоземельных металлов, лития, кадмия, стекла, алюминия, пластмассы и прочего сырья, необходимого для этого, поистине астрономическое. Ни одна из этих позиций не является возобновляемой. Ни одна не может быть извлечена и переработана без ископаемого топлива. Да, вполне возможно, эти производства частично будут размещены за пределами Германии. Но разве в глобальном смысле это что-то меняет?

Впрочем, вернёмся в Катовицы. Не станем злорадствовать над тем, что общее число собравшихся сюда со всего мира попереживать за окружающую среду составило примерно 30 тысяч человек. Мало кто из них добирался сюда на лыжах или велосипедах, и даже если только половина прилетела на самолётах, то это всё равно тридцать «Боингов-747» (автомобили и автобусы не будем трогать). Поскольку базовое участие для приглашённых делегаций было бесплатным, ничего удивительного, что некоторые страны подошли к вопросу с особой тщательностью. Гвинея, Демократическая Республика Конго и Кот-д’Ивуар прислали 406, 237 и 191 делегата соответственно. Как говорится, гулять, так гулять.

И здесь мы подходим к основному. К деньгам.

Главный мотив, звучавший на заседаниях, заключался в том, что богатые страны должны выделять триллионы долларов на «адаптацию, смягчение и компенсацию» бедным странам, страдающим от изменения климата и не имеющим средств на спасение. Китай, крупнейший в мире источник выбросов CO2, был освобождён от этой повинности.

Собственно, ничего нового в этом нет. Первый претендент на такие инвестиции известен давно: это президент Мальдивских островов Мохамед Нашид. С 2009 года он не устаёт пугать всех, включая Генеральную Ассамблею ООН, что без принятия экстренных мер этот тропический архипелаг вместе с более чем 200 000 жителей окажется затопленным в результате повышения уровня моря в течение трёх десятилетий.

В прошлом году министр энергетики и окружающей среды Мальдивских островов потребовал экстренного доступа к средствам Климатического фонда ООН. Он предупредил: «Бесполезно иметь где-то фонд, если вы не можете получить к нему быстрый доступ». Эти средства крайне необходимы для строительства новой взлётно-посадочной полосы длиною в три километра и стоимостью в 400 миллионов долларов в международном аэропорту Мале. ВПП должна быть достаточно большой, чтобы вместить реактивный лайнер Аэробус A380: крупнейший в мире пассажирский самолёт. Китайский подрядчик уже строит там крупный авиационно-заправочный комплекс и грузовой терминал.

Проект необходимо завершить срочно, чтобы иметь возможность эвакуировать 400 000 человек населения островной нации, когда океанские воды внезапно нахлынут и поглотят роскошные бунгало и пальмы.

Но не спешите пока в прощальный тур. Исследования, проведённые группой учёных под руководством профессора Пола Кенча (Paul Kench) из Оклендского университета (Новая Зеландия) с 1971 по 2014 год, показывают, что Мальдивы и другие атоллы в регионе вообще-то становятся выше, а не ниже.

Российский читатель хорошо знает, что как только где-то появляется некоторый фонд, в который деньги сдают одни, а раздают другие, – жди беды. Климатический фонд ООН должен был аккумулировать к 2020 году порядка 100 миллиардов долларов. Его крупнейшими донорами, разумеется, предполагались США и ЕС (но США отказались продолжать сдавать в него деньги, и позиция ЕС сейчас тоже меняется).

И давайте без иллюзий. Официальный представитель Межправительственной группы экспертов ООН по изменению климата (МГЭИК) Оттмар Эденхофер (Ottmar Edenhofer) в интервью в ноябре 2010 года откровенно заявил: «Нужно освободиться от иллюзии, будто международная климатическая политика является экологической политикой. Де-факто, политика в области изменения климата состоит в том, как мы перераспределяем мировое богатство…»

Сейчас герр Эденхофер служит профессором на кафедре экономики изменения климата Технического университета в Берлине, и его социалистические убеждения остаются наверняка при нём.

Так что ничего удивительного, что двухнедельный шабаш по поводу климатической реальности в Польше завершился левым ультиматумом, который мы слышали уже много раз. Америка и другие зажравшиеся страны должны немедленно сократить свою промышленность, выплатить глобальную реституцию за их несправедливое, ископаемое капиталистическое процветание и передать себя под контроль самозваных экспертов в области энергетики, экономики и социальной политики с убеждениями Шарикова «отнять и поделить».

Пришло время осознать, что в реальности всё это не имеет никакого отношения к защите планеты от антропогенного изменения климата.

Эта история началась в январе 2016 года, когда НИУ МГСУ обратился в Росстандарт с предложением создать технический комитет по теме «Зелёные технологии среды жизнедеятельности». А 15 января 2019 года первые национальные «Зелёные стандарты» были утверждены и с 1 февраля начали действовать.

Четыре стандарта – «Зелёные технологии среды жизнедеятельности и зелёная инновационная продукция. Термины и определения», «Зелёные технологии среды жизнедеятельности. Классификация», «Зелёные технологии среды жизнедеятельности. Критерии отнесения» и «Зелёные технологии среды жизнедеятельности. Оценка соответствия требованиям зелёных стандартов. Общие положения» – разработаны техническим комитета по стандартизации ТК 366 «Зелёные технологии среды жизнедеятельности и зелёная инновационная продукция», секретариат которого ведёт НИУ МГСУ.

Чтобы узнать подробности, «Зелёный Город» обратился к секретарю комитета, руководителю Научно-образовательного центра «Зелёные стандарты» НИУ МГСУ Андрею БЕНУЖУ.

— Андрей, как говорится – с почином! Два слова о том, что уже сделано и что ждёт впереди.

— Всего за нашим техническим комитетом сейчас закреплена разработка шестнадцати стандартов. Четыре принятых входили в доработанную программу национальной стандартизации на 2017 год. В 2017 году мы давали предложения на 2018 год, и это ещё четыре стандарта: три связаны с безотходными технологиями, один по зелёным кровлям. И уже на 2019 год у нас в планах также четыре. То есть этот раздел национальной программы стандартизации каждый год дополняется новыми стандартами. Честно скажу: некоторые стандарты у нас отстают от запланированных сроков. Но поскольку эти работы выполняются за счёт разработчиков, то есть не финансируются из федерального бюджета, то в этом беды нет. Например, один из разработчиков стандарта, член нашего комитета, недавно сообщил, что хотя у них идёт программа испытаний теплоизоляционных материалов, но они не успевают закончить их в задуманные сроки. Ничего трагического, просто срок разработки стандарта сдвинется немного. То есть важно понимать: программа живая, она развивается, до сентября каждого года мы даём предложения, в феврале следующего они корректируется, и это непрерывный процесс, который стартовал в 2017 году.

— А кто целевая аудитория этих первых зелёных стандартов, кто потребитель?

— Смысл и задача первых четырёх стандартов – прежде всего, определиться, наконец, с единой терминологией и базовыми понятиями. Стратегическая цель – развернуть разработку зелёных стандартов по всем областях деятельности, где это применимо. Мы сконцентрированы далеко не только и не столько на секторе строительства. Это принципиальная позиция Росстандарта: мы разрабатываем стандарты не специфичные для строительства, а по зелёным технологиям для всех отраслей. Здравоохранение, к примеру. Минсельхоз – по посадочным материалам. Зелёной экономики мы пока не касаемся, хотя понятно, что это важнейшая тема. Но здесь ещё идут дискуссии: мы предлагаем сперва определиться с зелёными технологиями, а уж после переходить к экономике в целом, а в МГУ, напротив, считают, что надо идти сверху вниз. Время покажет.

Ещё раз подчеркну: первые четыре стандарта выпущены именно для того, чтобы определить понятия, единую терминологию, классификацию зелёных стандартов и дать возможность любой организации в нашей стране включиться в процесс и разрабатывать свой зелёный стандарт в рамках единой системы. Чтобы все говорили на одном языке и, так сказать, на берегу могли определиться: имеют они отношение к зелёным технологиям, не имеют, стоит им в процесс стандартизации включаться или не стоит.

— Можно ли оценить объём предстоящей работы по зелёным стандартам? В таком описании это выглядит как безбрежный океан.

— Мы начинали с категорий, которые есть в международных экологических стандартах, но уже углубились в специфику, в технологии, которые внутри этих категорий. Мы помним, что, к примеру, в BREEAM девять таких категорий: водопотребление, энергия, транспорт и так далее, и в каждой есть фрагменты различных зелёных технологий. Поэтому когда мы говорим, что готовим стандарты, например, по зелёным кровлям или по безотходным технологиям, то пока это всё как отдельные ячейки, отдельные плитки мозаики. Но у нас 17 января состоялось очередное очное заседание комитета, где чётко поставлена задача на год: «Провести предварительную работу по возможности вхождения в государственные программы разработки национальных стандартов». Здесь речь уже не о точечных предложениях отдельно взятых разработчиков, а о комплексном едином подходе для разработки связанного набора стандартов. У каждого министерства есть своя программа разработки стандартов, но преимущество нашего ТК 366 в том, что мы пересекаемся с тематикой и Минстроя, и Минприроды, и образования, и здравоохранения, энергетики…

Есть предложения по нацпроекту «Экология», и интересная задача от Росстандарта, связанная с критическими технологиями: собрать предложения по критическим технологиям, которые должны подлежать стандартизации в первую очередь.

И вот такое наше особое положение диктует условия дальнейшего общего, комплексного подхода к разработке стандартов. Мы только присматриваемся к этой задаче, но она очень серьёзная.

— Вы упомянули, что вся работа пока идёт за счёт средств разработчика, то есть МГСУ. Но университет сам по себе является государственным бюджетным учебным заведением. В какой степени эти расходы оправданы?

— Замечу, что бюджет НИУ МГСУ на 2019 год уже перевалил за миллиард рублей, и большая часть средств поступает по линии научно-технического управления, то есть из коммерческих договорных отношений университета с заказчиками. Средства государства идут на обучение студентов, и мы эти деньги, конечно, не трогаем. На финансирование работ по стандартам идут исключительно доходы от коммерческой деятельности. Но надо помнить, что разработка стандартов у нас в стране субсидируется. Если вы разработали стандарт и Росстандарт признаёт, что этот стандарт нужен, и акцептует его, то разработчику выплачивается субсидия. За стандарт серии ГОСТ Р она сейчас составляет около 800 тысяч рублей.

— Вы выполняете работы только силами участников комитета, или привлекаете дополнительные ресурсы со стороны?

— Однозначно – только своими силами. У нас два подкомитета, один – по зелёным технологиям градостроительства, он действует на базе МГСУ, второй – по зелёным инновационным продуктам и технологиям, он на базе Фонда инфраструктурных и образовательных программ РОСНАНО. В состав комитета входит более двадцати серьёзных организаций: помимо нас и Минпромторга, также ВНИИНМАШ, Союз архитекторов, НОПРИЗ, АВОК, ряд экологических союзов, и так далее. И наши подходы к решению задач – я бы сказал, они имеют такой фундаментальный характер. Иногда вы в подобных нашим документах можете встретить ссылку на западные стандарты, какие-то сторонние источники данных. Но если вы откроете наши стандарты, то сразу увидите, что ниоткуда там ничего не заимствовано, там профессура наша принимала активное участие, и потому многие формулировки там такие фундаментальные.

— Тем не менее, как соотносятся или будут соотноситься российские зелёные стандарты с теми же стандартами BREEAM?

— BREEAM – отличный продукт, но он относится только к оценке экологической составляющей при строительстве зданий. Мы же открывает широкую сферу деятельности для всевозможных технологий, которые относятся не только к предмету строительства зданий и сооружений, архитектуры и инженерии.

Я приведу небольшую историю из своей жизни. Я писал когда-то диплом по теме «Экологическая безопасность строительства», и ко мне в руки попала документация по оценке воздействия на окружающую среду реального спортивного объекта в Сочи: стандартного, типичного документа по оценке воздействия на окружающую среду. И чем глубже я с ним знакомился, тем очевиднее понимал, что так быть не должно. Простая линейная зависимость по типу «воздействие – эффект», никакой социальной составляющей, никаких оценок материалов или организации строительства. И я понял, что по такой методике работать больше нельзя. Начал искать альтернативу. Стандарт BREEAM послужил примером того, как надо подходить к рассмотрению объекта, к созданию, эксплуатации, утилизации на всём жизненном цикле. Это отличная методика оценки, но сейчас мы говорим о гораздо более широком массиве зелёных стандартов, мы идём гораздо дальше.

— Можно ли ждать, что эти стандарты когда-нибудь станут обязательными к применению в своих областях?

— Мы над этим работаем! (смеётся) Вы знаете, что технические регламенты в строительстве обязательны, и в них включены иногда отдельные фрагменты стандартов. Так же точно и пункты наших стандартов могут быть включены в будущие техрегламенты как обязательные, для начала. А дальше посмотрим.

— Вы пару раз в разговоре сослались на тексты этих стандартов. Я понимаю, что у вас они есть, но почему спустя две недели после официального вступления их в силу найти тексты этих документов в открытом доступе невозможно?

— К сожалению, Росстандарт только утверждает, но сам не занимается опубликованием принятых документов. Есть его подведомственная организация, которая отвечает за выпуск в свет всей нормативной документации: Стандартинформ. Они обязаны разместить на официальном сайте в установленном порядке и приказ о вводе стандартов в действие, и тексты самих стандартов. Конечно, любой заинтересованный человек должен иметь возможность ознакомиться с этими стандартами. Будем надеяться, что это скоро произойдёт.

Оригинальная плавающая корзина для мусора служит пылесосом для океана и впервые успешно использована в водах западной Австралии, но может применяться в любом водоёме планеты.

Сёрфингисты из Перта Эндрю Тертон и Пит Чеглински привлекли международное внимание в 2015 году своим прототипом Seabin, который возник на волне их возмущения количеством мусора в океане.

Seabin меньше, чем средний муниципальный мусорный бак, и может вместить до 20 кг мусора.

Он не предназначен для открытого океана и лучше всего подходит для спокойных вод портов и пристаней, таких как яхт-клуб Сингапура, где Seabin был впервые установлен в Азии с целью пропаганды этого устройства.

В обычный день при хорошей погоде одна такая корзина поймает 1,5 кг плавучего мусора. Это, конечно, капля в море по сравнению с 2 млн кг пластика, который ежедневно попадает в мировой океан. Но большое количество корзин Seabins может улучшить ситуацию с мусором, по крайней мере, в городской береговой зоне. Пока что более 330 марин из 170 стран уже разместили 5000 заказов на Seabin.

Индивидуальный дом в Литтл-Роке, штат Арканзас, после перестройки сертификацию по LEED уровня «платина». Это единственный дом с такой оценкой в штате.

Его владельцы Энн и Рик Оуэн решили создать энергетически высокоэффективный зелёный дом. Массив солнечных панелей обошёлся в 30 тыс. долларов. Панелей 42, и это делает хозяев независимыми от поставок энергии.

Прежде в среднем счёт за электроэнергию составлял около 330 долларов в месяц при площади дома 200 кв. метров, но теперь он почти нулевой.

Все бытовые приборы в доме энергосберегающие, установлена водосберегающая сантехника WaterSense.

«Мы отказались от традиционного газона, поэтому мы не используем много воды и химикатов, чтобы поддерживать его круглый год», — объясняет Энн Оуэн. — У нас есть восемь бочек по периметру дома, куда мы собираем дождевую воду и поливаем растения».

Создание в России рынка зелёных облигаций нуждается в поддержке государства. К такому выводу пришли участники дискуссии о зелёном финансировании, состоявшейся на Российском инвестиционном форуме в Сочи.

Первый в России выпуск таких бумаг состоялся в декабре 2018 года: компания «Ресурсосбережение ХМАО» провела размещение на Московской бирже выпуска облигаций серии 01 в количестве 1,1 млн штук общей номинальной стоимостью 1,1 млрд рублей. Формирование системы зелёного финансирования рассматриваются сегодня как часть национальной стратегии экологического развития.

Замминистра экономического развития РФ Илья Торосов признал: «Мировой рынок зелёных облигаций сегодня – 390 миллиардов долларов… Мы опаздываем, и нам надо ускориться». В мире инвесторы ищут эмитентов зелёных облигаций, а не наоборот, однако российский рынок слишком молод, поэтому инвесторов нужно поддерживать.

«Мы планируем обсудить полный или частичный отказ от налога на процентный доход по зелёным облигациям, распространить на зелёные облигации по аналогии с ценными бумагами высокотехнологичного сектора возможность применения налоговой ставки от дохода от реализации таких ценных бумаг», – сообщил также Илья Торосов.

О механизмах господдержки, разработанных Минпромторгом, рассказал участникам дискуссии замминистра промышленности и торговли Российской Федерации Василий Осьмаков. «Мы запускаем в этом году механизм субсидирования зелёных облигаций, собираемся компенсировать часть базовой ставки по купонному доходу. На три года на эти цели выделено 9,3 миллиарда рублей», – сказал он.

Управляющий директор по фондовому рынку Московской биржи Анна Кузнецова сообщила, что Московская биржа в этом году планирует создать специализированный сектор зелёных облигаций.

Компания Edge Technologies вступила в альянс с Международным строительным институтом WELL и девелоперской компанией Delos, строящей дома с упором на здоровую среду обитания.

Такое сотрудничество позволяет собирать и анализировать реальные данные, получаемые от интеллектуальных систем управления эксплуатируемыми зданиями, предоставив заинтересованным организациям доступ к важной информации о внутреннем микроклимате спустя время после начала эксплуатации.

Edge Technologies выбрала 13 городов США в качестве площадок для развития проекта. Одной из таких площадок стал офисный парк в Нью-Джерси, где расположены кампус и штаб-квартира производителя потребительских товаров Unilever.

Установленные в комплексе 15 тыс. датчиков измеряют температуру, освещённость, процент углекислого газа и влажность: набор параметров, обеспечивающих при должном управлении сокращение расходов на энергию на 50% с момента запуска системы в начале 2018 года.

В Денвере инновационный центр компании WSP использует программы цифрового моделирования для мониторинга производительности здания в виртуальном мире. Решения, тестируемые в виртуальной реальности, при получении удачных результатов переносятся в реальную операционную модель.

Первый в Европе «умный» город Elysium City возникнет в Испании в 2023 году. Город создаётся с нуля и будет работать целиком на солнечной энергии. Elysium City будет иметь собственную станцию высокоскоростной железной дороги, тематический парк в стиле Диснея, футбольный стадион на 40 000 мест, несколько курортов и многое другое.

Придуманный бывшим президентом компании «Уолт Дисней» Джоном Кора и разработанный компанией Cora Alpha, Elysium City станет первым крупным умным устойчивым городом в Европе, целиком спроектированным и построенным в соответствии с 17 целями устойчивого развития Организации Объединённых Наций.

Расположенный в Кастильбланко в Эстремадуре – на участке, который когда-то рассматривался как площадка Eurodisney, – умный город будет строиться в два этапа.

Первый начнётся в 2023 году. Здесь возникнут четыре отеля с казино, аквапарк и тематический парк в стиле Диснея, железнодорожный вокзал, магазины, рестораны и развлекательные центры, 18-луночное поле для гольфа, спортивный стадион на 40 000 мест, дата-центр и другие городские службы, а также до 2000 жилых зданий. Окружающий ландшафт будет включать велосипедные дорожки и природные тропы. На втором этапе, который должен начаться в 2028 году, появятся новые роскошные отели, центр верховой езды и гоночная трасса Формулы-1.

Разработчики говорят, что Elysium сосредоточится на проектировании, строительства и эксплуатации под девизом устойчивости, эффективности и качеству жизни. Город будет снабжён бесплатным гигабитным скоростным интернетом, получит интеллектуальную уличную инфраструктуру.

Главное направление проекта – туристическое. Проектировщики рассчитывают привлечь 4,5 миллиона посетителей в течение уже первого года существования города.